Необъявленная война на Востоке изменила судьбы многих наших граждан. Сотни тех, кто еще вчера был юристом или предпринимателем, работал на заводе, был крестьянином вынуждены осваивать новую для себя профессию — военную.
Мы беседуем с бойцом 93 бригады, которая не так давно пришла на ротацию, с позывным «Адвокат» (настоящее имя мы не называем). Родился в Запорожье, в 2007 году окончил высшее учебное заведение. Далее была служба во внутренних войсках и работа. А в этом году, в связи с известными событиями в стране он стал одним из тех, кто попал под призыв.
— Тех, кто пошел туда добровольно — единицы, — рассказывает военный. — И то, в нашем взводе таких нет. Ребятам звонили и говорили, что надо приехать в военкомат и уточнить данные. Тогда им вручали повестку и военный билет, на утро они уже ехали на переподготовку. А если не придешь — светит срок от 2 до 5 или от 3 до 6.
Люди не хотят разбираться, кто виноват. Легче — сказать, что во всем виноват Майдан. Еще добавляется обида на всех, что мы здесь служим и за плохое отношение со стороны руководства. Сначала нас призывали на 10 суток, потом на 45, потом сказали, что до сентября и теперь мы ждем, что через год нас отпустят. И это не значит, что не примут закон и не оставят нас еще на полгода или год. Сейчас у нас отпуск на 20 суток, а не на три месяца, как обещали изначально. А где и сколько мы будем после отпуска, неизвестно.
— Расскажите о боевом пути своего подразделения.
— После призыва мы пробыли месяц в воинской части на переподготовке, тренировались, занимались, была возможность пострелять. После боевого слаживания нас отправили в район несения службы. Несли службу на блокпостах в Харьковской области, Константиновском и Артемовском районах Донецкой. Это были места дислокации лагеря, а ребята несли службу и на ближайших блокпостах. С конца июня нас начали задействовать в различных операциях. Один из наших ездил в аэропорт. Вернулся через 10 суток. Что именно там было не рассказывает, но возвращаться больше не хочет.
Другой парень из нашего взвода был под Иловайском. Судя по его рассказам, это было очень страшно и мало кто остался жив. С его машины (экипаж 10 человек), остался он один. Рассказывал о «зеленом коридоре» и о том, что их начали обстреливать… Причем, самое интересное, что в этом винят не террористов. Есть большой уровень недоверия к командованию.
Так, когда мы попали в окружение на 6-ом блокпосту, велись разговоры, что нам дадут коридор для выхода. Велись разговоры, что и никто из ребят не соглашался, потому что не доверял командованию. Приходила помощь от других подразделений. Например, на 6 блокпосту командование нам совсем не помогало. Привозили продукты и забирали раненых ребята из 25 бригады. Руководство объясняло это тем, что мы в окружении, отрезанные, но на самом деле пути были. Возможно, надо было сделать крюк в несколько километров, но доехать возможно. Но никто к нам не приехал.
Месяц перед ротацией был спокоен. Тяжелый был период с середины августа до конца сентября на шестом блокпосту. Когда мы уходили, по нам велся огонь из танков, подходила пехота, минометы. Но вышли все живые. Правда, потеряли грузовик с вещами и зенитную установку. Когда уже выезжали из села, выехали на гору, снаряд из танка взорвался где-то в 5 метрах от соседней машины. Вот тогда стало действительно страшно.
— Часто бывают моменты, когда приходит ощущение «уже конец»?
— Нет, такого ощущения не приходило. Когда слышишь выстрел, ложишься и ждешь, где и когда оно упадет. В бою теряется чувство реальности и не веришь, что это все происходит с тобой. Например, утром только заварили кофе и тогда на наш блокпост напали, уже слышались выстрелы. Один из военных передал другому свой кофе со словами: «Подержи, пока я бронежилет надену. Только смотри, чтобы не пролился».
— Есть ли ощутимая государственная помощь армии?
— Государство для нас практически ничего не сделало. Полгода назад нам выдали форму, зимние бушлаты, оружие, бронетехнику, состояние которой оставляет желать лучшего. Например, нашей боевой машине 41 год. Она на ходу, но она не может работать безотказно, она ломается. Летом практически ничего не выдавали, только бронежилеты. Вооружение, тепловизоры, о которых показывали сюжеты по телевидению, в наше подразделение не попадали. Их для нас покупали волонтеры.
— А как еще помогали волонтеры?
— Сначала их помощь не была адресной, а приходила на бригаду. Все начиналось с бронежилетов. Затем нередки стали ситуации, когда высылают шесть бронежилетов, а до нас доходит три или два. Тогда волонтерская помощь стала набирать характер адресности: волонтеры работают с конкретным взводом или ротой.
Когда мы вместе с харьковчанами несли службу на шестом блокпосту, туда приезжали волонтеры из Харьковской области. Они привозили теплые бушлаты, другие теплые вещи, продукты. Именно с нашим подразделением сотрудничают волонтеры из Днепропетровска Юрий и Юлия. Два раза у нас были, на третьей — приезжали на ротацию, приветствовали. В качестве помощи привозили теплую обувь, термобелье, спальные мешки зимние, бытовые мелочи, носки, перчатки, сигареты. Нашему взводу связи помогают волонтеры из Запорожья. Кроме того, дети присылают рисунки, фенечки. Очень приятно становится. Вспоминаются свои дети, что дома кто-то ждет…
— А как к вам относилось местное население? И менялось его отношение со временем?
— Это зависит от места несения службы. Например, на границе Харьковской и Донецкой областей практически все за нас, в Донецкой совсем другое отношение. На шестом блокпосту с нами сотрудничали единицы. Я помню только одну семью, в основном читалось напряжение. С откровенно враждебным отношением мы не сталкивались. Конечно, доходила информация о том, что военные поели борща у местных и уснули, но такого с нами не случалось.
Очень показательная ситуация произошла, когда мы выставляли блокпост в Краматорске. Город уже был освобожден от сепаратистов и большинство людей нас встречали с радостью. И тогда к нам подошла пожилая женщина на двух палочкой, низко поклонилась и сказала «спасибо». Это одно из самых ярких впечатлений.
— В запорожской прокуратуре долгое время удерживали военных, обвиненных в дезертирстве из-за того, что во время боя они были вынуждены отступить. Можете это как-то прокомментировать?
— По моему мнению, это неправильно. И очень подрывает доверие к руководству и ощущение тыла. Вместо того, чтобы радоваться, что ребята остались живы и вернулись воевать, они заводят уголовные дела и делают показательные разбирательства, какие они предатели Родине. А ребята этого не заслужили.
У нас был другой случай: один из парней сказал, что «не буду с вами воевать» и поехал домой. Около месяца еще получал нашу зарплату (около 6000). Сейчас он находится дома и, насколько известно, никакие санкции по отношению к нему не применимы. К тому же, с помощью сельсовета, ему перекрыли крышу на доме — помощь участнику АТО. И эта ситуация вызывает немало вопросов как к руководству, так и к его моральным качествам.
— Обеспечены ли вам социальные гарантии? И присвоен статус участника боевых действий?
— Нет. В военных билетах не зафиксировано, что мы находимся в зоне АТО. Есть штампы о том, что нам выдали оружие, о том, в какой мы бригаде. Кроме этого выдают справки, что наша бригада участвует в АТО. Перед ротацией собирали документы для оформления свидетельства участника АТО. О статусе участника боевых действий речи не шло.
Но, возможно, причину надо искать и в нас самих. С нами проходило службу одно из подразделений, и его бойцы поставили ультиматум, что не поедут на Донецк, пока им не поставят печать, что они едут в зону проведения АТО. Через два дня эти печати им поставили. Мы этого не требовали. Кроме того, эти разговоры заканчиваются угрозами, что с нами будет работать прокуратура, потому что мы отказываемся выполнять задачи.
— Каким вы видите завершения конфликта и как видите себя после этого?
— Окончания пока не вижу. Не потому что его нельзя закончить, а потому что руководство не делает реальных шагов. По завершении я хотел бы стать государственным служащим, возможно, в силовых структурах, попробовать что-то изменить.
Эти события меняют людей. Для нас сейчас главное — выжить. И когда приезжаешь сюда на отпуск, видишь, что другие проблемы по сравнению с тем, что происходит на фронте — мелочь. Среди наших ребят бытует мнение, что мы стоим, чтобы вражеские войска не прошли дальше. Потому что несмотря на договоренности, они не остановятся. Это нас и держит.
Со дня на день «Адвокат» вновь отправляется в зону боевых действий. Здесь остается его жена и маленькая дочь. Трудно представить, что чувствуют близкие, отправляя своих мужей на фронт. «Моя 5-летняя дочь все понимает, — говорит«Адвокат». — Знает, что папа в армии, он нас охраняет. И её пожелания стали другими. Говорит: «Чтобы был мир, чтобы мужчины вернулись из армии».
Хотелось бы пожелать ему беречь себя, а родным — дождаться своего героя.
Ольга СТОНОЖЕНКО
|
